22 июня 1941 года: сопротивление Гитлеру с первых часов
История сохранила имя первого командира захватчиков: лейтенант Кригсхайм. Под его началом диверсанты (свидетели вспоминали их "одетыми с иголочки") попытались прорваться на дорогу между Липском и Даброво в советской Белоруссии. Поставленная неприятел…
История сохранила имя первого командира захватчиков: лейтенант Кригсхайм. Под его началом диверсанты (свидетели вспоминали их "одетыми с иголочки") попытались прорваться на дорогу между Липском и Даброво в советской Белоруссии. Поставленная неприятелю задача казалась осуществимой: проникнуть глубоко внутрь территории, чтобы помешать взорвать мосты и дамбы. При необходимости нацисты переходили на русский язык, притворяясь красноармейцами. Ввести в заблуждение пограничников врагу все же не удалось: по нацистам открыли огонь, в одних случаях выбив их сразу, в других заставив отступить за подкреплением.
В то время, как первые выстрелы Великой Отечественной войны уже раздавались в Белоруссии, в Кремле продолжалось совещание, начавшееся еще днем ранее. К высшему руководству страны стекались сообщения о военных приготовлениях немцев. Георгий Жуков (тогда начальник Генерального штаба) предлагал привести войска в боевую готовность. Против выступил Иосиф Сталин. Спор шел о перебежчиках — двух немецких солдатах, перешедших границу днем, чтобы предупредить о вторжении. Сталин посчитал их обманщиками. В советском руководстве допускали, что втайне от Гитлера собственную игру затеяли немецкие генералы. Вождь колебался: ему представлялось, что, ответив на границе слишком резко, он рискует "спровоцировать" нацистов.
Но никакого повода тем уже не требовалось. В 4 часа утра без объявления войны германские войска одновременно пришли в движение. 190 дивизий — основные силы вермахта — атаковали всю западную границу СССР от Балтийского до Черного морей. В небо взмыли бомбардировщики нацистов: под их удар попали как города, лежащие в пограничной полосе, так и расположенные в тылу: Минск, Киев. Немцы атаковали аэродромы, стремясь устранить советские самолеты прежде, чем те сумеют взлететь.
С этим связан один из мифов о войне: будто бы советскую авиацию Германия уничтожила неподвижной. На деле обмануть командование Красной армии нацистам не удалось. На аэродроме Тарново, к примеру, уже в 4 часа 5 минут в небо поднялись три эскадрильи и не отступили, пока не сбили три неприятельских самолета. Невзирая на это, немцам удавалось добиваться своего числом. Их "конвейерные" атаки ставили неразрешимую задачу перед советскими пилотами. Одни и те же базы подвергались многократным ударам с воздуха, из-за чего не выдерживали: не хватало автостартеров, заправщиков, боеприпасов. По аэродрому 124-го полка нацисты совершили 70 вылетов за сутки. В конце концов враги дождались момента, когда все советские машины вынужденно приземлились, — и тогда уже не оставили им шансов.
Закончившееся посреди ночи совещание в Кремле возобновили в 4 часа утра. Мысль о провокации вражеских генералов не оставляла разбуженного Сталина. О войне — по телефону — ему сообщили дважды: сначала Жуков, затем нарком обороны Семен Тимошенко. Вождь продолжил сомневаться, даже когда узнал о бомбардировках советских городов. "Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы бомбят и свои города", — услышали от него военные, прибывшие в Кремль.
В 1990-е годы десятки книг были написаны о смятении Сталина в первые дни войны. Действительности это соответствует лишь отчасти. В журнале посещений вождя за 22 июня зафиксирован обычный для него график работы. Тем не менее, когда в 7 утра поступило предложение о встрече от немецкого посла фон дер Шуленбурга, Сталин отправил вместо себя наркома иностранных дел Молотова. От пытавшегося совладать с напряжением вождя вдруг поступило необъяснимое распоряжение: войскам Красной армии бить неприятеля, но при этом не переходить государственной границы. Сталину все еще казалось, что остается возможность уладить дело с Гитлером миром.
На личной встрече Молотова и Шуленбурга все точки были расставлены над "i". Немец передал объявление фюрера о начале войны, выслушал полный гнева ответ, а затем… предложил пожать Молотову руку. Уже в июне 1941 года Вернер фон дер Шуленбург причислял себя к противникам войны — как выходец из Саксонии, где исторически испытывали симпатии к России. Уже очень скоро это привело дипломата к антифашистам. Высланный из Советского Союза в Турцию, свои дни он закончил в руках гестапо по обвинению в попытке ликвидировать Гитлера в 1944 году.
В полдень 22 июня руководство страны впервые после начала войны обратилось к советскому народу. Эту задачу взял на себя Вячеслав Молотов. Знаменитые слова "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!" принадлежат в действительности ему. Путаница возникла из-за того, что их еще раз повторил Сталин, когда выступил сам. Это произошло 3 июля, ради чего специализированную линию связи провели непосредственно в Кремль.
В Советском Союзе 1941 года насчитывалось 6 млн индивидуальных радиоточек. Как правило, сами репродукторы не превышали по размерам 30 см. Их изготавливали в круглой форме и красили в черный цвет, отчего покупатели называли устройства "тарелками". Чтобы слушать радио, люди ходили друг к другу в гости: новая техника считалась роскошью.
В крупных городах репродукторы устанавливали на оживленных перекрестках так, чтобы сообщения по радио могли услышать все. Точная копия одного из таких устройств сохранена на углу Невского и Малой Садовой в Санкт-Петербурге. В роковой день 22 июня горожане собрались у приемника, ставшего впоследствии одним из символов блокады: по нему будут передавать сводки Совинформбюро. Молотов произнес такие слова:
"Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу".
На стороне Гитлера ждали скорой победы. После войны в нацистских архивах обнаружили следы царившей тогда неслыханной самонадеянности. В мыслях своих разбив Красную армию, нацисты всерьез рассчитывали развернуть большое наступление в Северной Африке уже осенью 1941 года. Другой план Гитлера касался британской Индии: ударить по ней через Афганистан, предварительно оккупировав советскую Центральную Азию. Генштабисты Гитлера допускали возможность присоединения территории СССР до Урала едва ли не полностью.
Среди тех, кто подпитывал безудержный оптимизм Гитлера, — главнокомандующий сухопутными силами Вальтер фон Браухич. Летом 1940 года он докладывал фюреру, что на уничтожение советской мощи понадобится не более четырех-шести недель, при этом обойтись удастся всего сотней (а не 190) дивизий. Начать и закончить Браухич предлагал сразу в 1940 году. Тогда же на стол Гитлеру лег первый план вторжения — под названием "Отто". В том же году его место занял "Барбаросса".
От смены кодового слова содержание приготовлений нисколько не поменялось. В их основу закладывался принцип молниеносной войны, рассчитанной на психологическое подавление противника. Браухич настаивал, что на деле только 50–70 советских дивизий окажут сопротивление, но не выдержат удара и будут оттеснены вглубь страны. Действительность обманула его ожидания. Пережив пик сомнений в самом конце июня, Сталин нашел в себе силы включиться в работу. 10 июля он возглавил Ставку Верховного Командования, 19 июля — Наркомат обороны, а 8 августа взял на себя ответственность в качестве Верховного главнокомандующего. Планам врага не суждено было сбыться.
Игорь Гашков